HIYORI, спасибо большое)))
Кисоньk@, спс))Я очень рада, что тебе понравилось)))))
~_~ Beautty~_~, огромноее спасибо)) да, Мэри мне тоже очень нравится , и Мэтью)))
Насчёт проды еще не знаю....скоро мне кажется..))))
Я сново буду радовать форумчан)))))    

Jain Sunny спасИбо)

Fayoli, спасибо))) С радостью скоро выставлю, дорогие читатели)))
Кисоньk@, скоро)))

Fayoli напишу, обещаю))))

Fayoli , успокойся....наверно в воскресенье))))))

Расставшись с Мэри, Мэтью зашагал по улице, снова обретя поколебленную было самоуверенность, которую подогрела мысль, нечаянно поданная ему сестрой. Ну, конечно, он просто опасается разлуки с Аннет. Когда он дошел до жилища Мойеров, к нему уже возвратилась слабая тень прежней бойкости, и он не взошел, а взлетел по ступеням к двери. Мэтью настолько воспрянул духом, что постучал молотком в дверь весьма решительно и принял вид человека, возмущенного неприглядностью окружающей обстановки, неподобающей для того, чье имя когда-нибудь будет сиять в анналах Британской империи. Мэтью  постучался в дверь Мойеров и сию минуту дверь распахнулась и на пороге стояла Аннет.  Они вошли в дом. Аннет  была брюнетка с глазами выразительными и черными, как две дикие сливы, под тонкими бровями, и красными, довольно пухлыми  губами.
Аннет горячо расцеловала Мэта. Она была на пять лет старше его и поэтому очень им дорожила. Взяв его за руку, она увлекла его за собой и, усадив, села с ним рядом на неуютный диван, который, как и вся гостиная, был предоставлен для свиданий влюбленной пары.
- И подумать только, что это наш самый последний вечер! - жалобно сказала Аннет.
- Не надо так говорить, Аннет, - запротестовал Мэтью. - Ведь мы можем постоянно думать друг о друге! Душою я буду с тобой, а ты со мной.
Несмотря на то, что Аннет являлась рьяным членом Общества ревнителей церкви, она, судя по ее наружности, была создана для более тесной близости, чем та, которую сулил ей Мэт. Разумеется, она этого не подозревала и с возмущением отвергла бы такое предположение. Но вздох ее был глубок, когда она промолвила: "Я хотела бы, чтобы Индия была поближе", и крепко прижалась к Мэту.
- Время быстро летит, Аннет, не успеешь оглянуться, как я вернусь с целой кучей рупий.
И, гордый своей осведомленностью насчет иностранной валюты, прибавил:
- Рупия - это около шиллинга и четырех пенсов.

- Полно тебе говорить о рупиях в такие минуты, Мэт. Скажи, что ты любишь меня.
- Ну, конечно, я тебя люблю, оттого мне так грустно уезжать. Последние дни я сам не свой, - видишь, как побледнел! - Сложив, таким образом, все бремя своих страданий к ее ногам, он находил в этом истинное благородство.
- И ты даже разговаривать не станешь ни с одной из этих заграничных дам, обещаешь, Мэт? Я бы на твоем месте не доверяла им, за красивым лицом может скрываться злое сердце, Ты будешь это всегда помнить, да, милый?
- Ну, конечно, Аннет.
- Видишь ли, милый, там, в жарких странах, каждого красивого молодого человека ждет, должно быть, много искушений. Женщины, как только его приметят, пойдут на все, чтобы поймать его в свои сети, в особенности, если он нравственный молодой человек, - это их больше всего подстрекает.  Мэту было удивительно приятно, что он так страстно любим.
- Твоя Аннет на все для тебя готова, Мэт, только бы ты не забывал ее, - говорила она страстно. - Ты никогда, ни на одну минуту не должен забывать обо мне. Ты ведь возьмешь с собой все мои фотографии? Сразу же вынь и поставь одну из них в каюте, хорошо, милый? - Она еще крепче прижалась головой к плечу Мэта и смотрела на него, словно гипнотизируя. - Поцелуй меня, Мэт. Вот так, хорошо! Как чудесно, что мы обручены. Это почти то же, что брак. Всякая честная девушка может чувствовать то, что чувствую я, только в том случае, если она обручена с кем-нибудь.
- Ты будешь скучать по своей бедной Аннет, не правда ли, Мэт? - спрашивала она прочувствованно, слегка покашливая, когда раздражающий дым сигары попадал ей в горло.
- Отчаянно, - уверил ее Мэт. Он от всей души наслаждался эффектностью своей позы: он сидит, как герой, она - у ног его взирает на него с нежным восторгом.

Тотчас же Аннет прильнула к его груди:
- Поцелуй меня еще, милый!
Мэтью вялой рукой обнял ее плечи с смутным неудовольствием: слишком уже много Аннет требует от человека, которому наутро предстоят опасности трудного плавания, таящего в себе много неизвестного.
- Пожалуй, мне пора идти, Аннет.
- Да ведь еще так рано, Мэт, - обиженно возразила она. - Ты никогда не уходил раньше десяти.
- Я знаю,  но мне завтра предстоит трудный день, - сказал он с важностью. - К двенадцати уже надо быть на пароходе.
- Это прощание меня убьет! - воскликнула трагически Аннет, Неохотно выпуская Мэта из объятий.
Он встал и, поправляя галстук, одергивая книзу брюки, осматривая на них пострадавшие складки, чувствовал, что ни о чем не жалеет: приятно было сознавать, что женщины готовы умереть из-за него.
- Итак, прощай, Аннет! - мужественно воскликнул он.
- Придет время, и мы с тобой увидимся снова.

Она бросилась в раскрытые ей объятия, снова спрятала голову у него на груди и так зарыдала, что оба они покачнулись.

Да сохранит тебя бог для меня! - И она заплакала, видя, что он уже сходит с лестницы.
Мэт вышел на улицу утешенный, ободренный и воодушевленный горем своей невесты, как будто опустошение, которое он произвел в ее девственном сердце, придавало ему достоинства, увеличивало на несколько дюймов его рост.
На другое утро он проснулся рано, но мама не позволила ему встать раньше девяти.
- Не торопись! Не надо волноваться. Прибереги силы, мой мальчик, - сказала она, подавая ему  утренний завтрак. - У нас еще уйма времени, а тебе предстоит долгое путешествие.

Джемс Кровэлли не пожелал ни на дюйм отступить от своей обычной программы; он, без сомнения, счел бы слабостью со своей стороны какое-либо участие в проводах сына - и в половине десятого, как всегда, собрался в лавку.

Когда Мэтью впопыхах сбежал с лестницы в пижаме,  на бледный лоб мокрыми волосами и подошел к отцу, стоявшему около лестнице, Кровэлли  устремил на него взгляд, в котором была, казалось, магнетическая сила, и на одно мгновение перехватил неуверенный взгляд сына.
- Итак, Мэтью,  - сказал он, - ты сегодня отправляешься и, значит, скажешь прости родному дому на пять лет. Надеюсь, ты за это время сумеешь чего-нибудь добиться. Ты слюнтяй и ломака, и твоя мамаша немного тебя избаловала, но в тебе должны быть и хорошие задатки.

Должны быть, - крикнул он, - потому что ты мой сын! Я хочу, чтобы ты это доказал! Смотри людям прямо в глаза и не вешай голову, как трусливая собака. Самое лучшее, что я дал тебе, - это мое имя! Так будь же человеком, а главное - будь Кровэлли! Веди себя, как настоящий Кровэлли, повсюду, где бы ты ни был, иначе... иначе да помилует тебя бог!
Он крепко пожал руку сыну, повернулся и ушёл.
Мэтью в волнении закончил свой туалет с помощью матери, которая все время то вбегала, то выбегала, из комнаты, съел завтрак, не замечая его вкуса, и, раньше чем успел опомниться, в ужасе увидел у ворот кэб. Прощальные приветствия дождем посыпались на него. Старая бабка, сердитая на то, что ее так рано разбудили, крикнула с верхней площадки лестницы:
- Ну, прощай! Да смотри, не утони по дороге!


Эмили, которая уже заблаговременно лила слезы, взволнованная торжественностью ожидаемого события, могла только невнятно прорыдать:
- Я тебе буду писать, Мэт! Надеюсь, компас тебе пригодится.

Мэри тоже была глубоко взволнована. Она обвила руками шею Мэта и нежно поцеловала его.
- Бодрись, Мэт, дорогой. Будь молодцом, и ничего дурного с тобой не случится. Не забывай, что у тебя есть сестра, которая тебя очень любит.

Всю дорогу до станции Мэт сидел в кэбе, рядом с мамой, апатично сгорбившись.

Отредактировано Rozochka (30-09-2009 17:39:04)

Пушистый Ёжик, спасибочки)))))